От своей способности излучать полезность сами экземпляры удовлетворенно урчали, поблескивали глянцевыми поверхностями и даже казались больше своих истинных размеров. Все, кроме одного. Это был экземпляр, привезенный со страны, которая первой встречает восход солнца. А поскольку путь из этой страны чрезвычайно долгий и богатый на впечатления, и Собиратель, и сам экземпляр начисто позабыли о том, к чему же он все-таки предрасположен. Уже, будучи на месте в своей мастерской, тщательно расставив привезенные раритеты по местам, Собиратель озадаченно повертел в руках оставшийся не промаркированный экземпляр, и ничего другого не придумал, как налепить на него этикетку «чайник», поставить на витрину, источающую, наряду с полезностью, разнобукетные чайные ароматы.
Экземпляру ничего не оставалось делать, как возомнить себя чайником. Он водрузился на полке рядом с чайниками, чьи формы, расцветки и чайные ароматы рассказывали целые истории об умельцах, их изготовивших, о тех местах, где жили эти умельцы, а полезность у этих чайников так и струилась потоками из носиков и из-под крышек.
Однако неопознанный экземпляр сколько он не пыхтел, не краснел, не потел, ни полезности, ни тем более чайных ароматов с себя не выдавил. Чайники над ним тайком посмеивались, а он мрачнел, тускнел и покрывался пылью. Собиратель, привыкший к порядку в своей коллекции, убрал бесполезный экземпляр с этой полки. Но потом вдруг взглянул на него с другой стороны, затем его взгляд упал на полку, где стояли разномастные кувшины. И новая этикетка «кувшин» уже красовалась на боку экземпляра.
Несомненно, он бы мог стать признанным среди кувшинов и по полезности не было бы ему равных, если бы не те три дырки сбоку, через которые утекало любое содержимое, и которые здорово отличали его от других кувшинов. Под насмешки кувшинов бесполезный экземпляр был убран и с этой витрины. А дальше он сменял одну витрину за другой, обрастая пыльным налетом и множеством этикеток. Он так старался походить на полезных обитателей витрин, но всегда ему чего-то не хватало, то ли внешнего блеска, то ли уверенности в своей незаменимой ценности и полезности, то ли соответствующей витрины. Так и не сумев подобрать нужной витрины для этого экземпляра, Собиратель окончательно признал его бесполезным и оставил пылиться в самом дальнем углу мастерской.
В то время как маршрут Мастера Новой Жизни подводил его к мастерской Собирателя, в этом же направлении двигались две женские фигурки. Одна, та что побольше, принадлежала придирчивой ценительнице полезных экземпляров. К любому явлению перед собой она относилась как к очередному экземпляру и сразу с высокой степенью серьезности оценивала его степень полезности, даже если этим явлением оказывалась её дочь — ей как раз и принадлежала фигурка, та, что поменьше.
Девочка была самым настоящим ребенком, а по сему, высокая степень полезности ей никогда не присваивалась. Она всегда каким-то образом выскальзывала из плотного кольца тех, кто был озадачен её воспитанием и развитием способностей. Она никак не хотела развивать все эти способности, а предпочитала оставаться такой как есть — настоящим ребенком.
Настоящего ребенка никогда не интересует то, что стоит у всех на самом виду. Пока взрослые увлеклись витринами и понятными и от того скучными экземплярами, девочка обследовала все потаенные углы мастерской, и наконец, обнаружила то, что было для неё совсем не понятным и требовало скорейшего разъяснения. Это был, конечно же, туго обклеенный этикетками, неопознанный бесполезный экземпляр. Девочке никогда не нравились глянцевые обертки и яркие этикетки, от них она давно научилась быстро избавляться. И теперь в ее руках был предмет какой-то не обычный и с виду, и наощупь, и что самое удивительное, никого нет рядом, чтобы дать наставления типа «это ложка — ей надо есть суп», и можно всё-всё-всё придумать самой. Каково же было изумление тех, кто оказался в мастерской, когда все её пространство, все её уголки, витрины, экземпляры, а потом и что-то внутри у самих присутствующих мягко завибрировало невероятно мелодичными сочетаниями звуков. А потом зазвучал заливистый детский смех.
Так Мастер успел встретить рождение новой жизни. Теперь Собиратель вспомнил, что в той стране, которая всегда первой встречает рассвет, один умелец вырезал музыкальные инструменты из редчайшего тропического растения тотуа. И в знак уважения к знаменитой коллекции Собирателя умелец подарил ему музыкальный инструмент тотуабо, который способен все пространство в раз наполнять бархатным звучанием.
Теперь тотуабо не нужно притворяться чайником или кувшином, или еще чем-то, не нужно выдавливать из себя полезность, к нему вернулись его собственные предрасположенности. Собиратель уже было подготовил новую витрину, чтобы с тотуабо начать новую коллекцию раритетов, заставляющих звучать пространство. Мастер Новой Жизни знал, что тот, кто знает свою суть, свои предрасположенности, дальше уже свою судьбу выбирает сам. Тотуабо не выбрал витрину — слишком ограниченное и предсказуемое пространство. Он выбрал спонтанность, непредсказуемость и ... заливистый детский смех.